22 августа Театр Дождей открыл 33-й сезон. Журналист Александра Питомцева встретилась с художественным руководителем театра Натальей Васильевной Никитиной и побеседовала о планах в новом театральном году, о зрителях, спектаклях и юбилеях.
Порадует ли нас Театр Дождей премьерами в этом сезоне?
Ответ зависит не столько от театра, сколько от внешних событий. Мы уже второй сезон репетируем три новые пьесы: «Таланты и поклонники» А. Н. Островского, «Самоубийца» Николая Эрдмана и «Старомодная комедия» Алексея Арбузова. Но репетиции все время прерываются из-за необходимости вводовв связи с коронавирусом. Нам приходится заменять заболевших актеров во избежание отмены спектаклей, поэтому на данный момент строить планы невозможно. Все время меняются какие-то внешние условия. К тому же мы не знаем, будет ли финансирование новых постановок. Для того чтобы выпустить премьеру, нужно время и нужны деньги. И временем, и деньгами мы на сегодняшний день не распоряжаемся. Мы будем продолжать работать, будем продолжать готовить премьеры, но сказать, когда они состоятся, пока что сложно.
Трудно ли руководить театром в условиях постоянных ограничений, когда нет уверенности в завтрашнем дне?
Я скажу так: не труднее, чем в другой ситуации или чем в обычное время. Я искренне горжусь нашим театром, актерами и службами, потому что то, как люди ведут себя в условиях пандемии, вызывает у меня глубокое уважение. Мы сейчас живем как на войне, а война как лакмусовая бумажка —проявляет и качества каждого человека, и состояние коллектива. У нас бывают срочные вводы. Вплоть до того, что актер приехал в театр с нормальной температурой, но она вдруг поднялась, и тогда тот, кто может его заменить, моментально прилетает в театр. Эти удивительные взаимовыручка, взаимопонимание и поддержка дают силы жить и творить. Труднее из-за того, что мы живем в мире, который все время меняется. Сложно строить планы, так как появился фактор, которым мы не управляем и который мы не можем просчитать заранее. Это забирает силы.
В одном из интервью вы сказали, что своего зрителя воспитываете с молодежи, со школьников. В связи с этим вопрос: планируются ли новые спектакли, рассчитанные на детей или подростков?
Так как в театре подросло поколение актеров-детей, я задумалась о том, чтобы восстановить наш спектакль «Снежная королева», который мы не играем много лет. У нас в ряде спектаклей заняты дети, в частности в «Эшелоне», «Поминальной молитве». В 1996 году, когда была задумана «Снежная королева», мне хотелось, чтобы в ней детей играли дети, а взрослых – взрослые. Именно тогда мы стали искать детей для спектакля, в результате чего при театре возникла студия. Сейчас мы приходим к тому, что пора эту студию возобновлять, потому что и свои детки очень интересные выросли, и нас часто спрашивают: «Почему при театре нет студии? Будет ли студия при театре?» К тому же у нас есть молодые актеры, занимающиеся театральной педагогикой. Они могут и хотят преподавать. Но опять же мы упираемся в вечные проблемы Театра Дождей: пространство и время. Если мы увидим, что это возможно, мы это сделаем. И я думаю, что начнем мы также со «Снежной королевы». Тем более что спектакль придуман, решен, надо просто сделать декорации и провести репетиционный процесс.
А в целом я убеждена, что абсолютно все наши спектакли – это спектакли для семейного просмотра, многие наши постановки могут смотреть дети уже с 10-12 лет вместе с родителями. Точно так же, как в свое время такие спектакли, как «Забыть Герострата!..» и «Продавец дождя» в театре имени В. Ф. Комиссаржевской, я видела в 12-13 лет, и они на меня очень сильно подействовали. В наших спектаклях нет ничего такого, что нельзя показывать детям. Это самое главное.
Есть ли шанс у молодых актеров, которые только окончили учебу, примкнуть к вашей театральной семье?
Нашему театру сейчас очень нужны молодые актеры, но на данный момент у театра, к сожалению, нет ни свободных ставок, ни возможности оплачивать работу актеров, поэтому мы можем сотрудничать только с теми, кто готов работать бесплатно.
Насколько нам известно, в этом сезоне Театр Дождей ждут сразу четыре крупных юбилея. Не могли бы вы подробнее рассказать о каждом из них?
В этом сезоне 30-летие отпразднует «Продавец дождя», 20-летие отметит «Тряпичная кукла», исполнится 20 лет со ввода в «Чайку» студийцев и студентов Школы русской драмы и 15 лет спектаклю «От красной крысы до зеленой звезды». Но обо всем по порядку.
«Чайка» поставлена в 1986 году еще на сцене театра «Суббота». Позже были какие-то перемены и вводы, но основа исполнителей с премьеры не менялась. И вот в 2001 году я столкнулась с проблемой: исполнители ролей молодых героев повзрослели, и необходимо было делать ввод. А за год или два до этого несколько наших актеров поступили в Школу русской драмы, это был последний курс Игоря Олеговича Горбачева. Я попросила у него разрешения задействовать студентов в наших спектаклях. И, получив его, мы ввели в «Чайку» молодых исполнителей на роли Нины Заречной, Треплева, Маши, Медведенко. Тогда нам впервые удалось сделать так, чтобы юных играли юные, среднюю возрастную группу играли средние, старших играли старшие. Это было очень интересно, потому что впервые ощутилась разница возрастных энергий. Когда-то я в Летнем саду услышала от экскурсовода о статуе богини мудрости: «У ног богини — улыбающаяся сова. Она улыбается над вечным парадоксом: в молодости человек все может, но мало знает, а в старости человек все знает, но уже мало что может». Самая большая печаль заключается в том, что, когда актер овладевает профессией, когда он может играть свободно, глубоко, он уже зачастую не соответствует возрасту своего героя, а непосредственность, страстность молодости сыграть трудно.
Прошло двадцать лет, и мы подошли к той же проблеме. Мы решили дождаться этого 20-летия, а потом сделать вводы. Но самое интересное, что из «Чайки» практически никто не хочет уходить. Обычно люди, выходя из возраста своего героя, просто начинают играть другого.
Меня часто спрашивают, почему я не ставлю спектакли на злобу дня. И в прошлом году я в очередной раз убедилась, что поступаю правильно. Когда началась пандемия, я прочитала пьесу Карела Чапека «Белая болезнь», и просто волосы встали дыбом от актуальности, потому что там был описана эпидемия коронавируса. Может быть, какие-то симптомы другие, но суть та же самая: и болеет в основном старшее поколение, и не могут найти средство от болезни, и еще много-много чего. А пьеса конца 1930-х годов! Я загорелась поставить эту пьесу. Но пока театральный мир мотало с отменами, заменами, ограничениями, прошло буквально полгода — и я поняла, что, если поставить эту пьесу сейчас, она уже не выстрелит так, как она выстрелила бы в тот момент, когда я ее прочитала.
Поэтому я все время берусь за такой материал, который говорит о вечном, о том, что не зависит от времени, от ситуации. В этом году юбилей «Продавца дождя» — ему 30 лет. Спектакль стал одной из визитных карточек нашего театра, ведь он отвечает на измучивший нас вопрос: почему театр называется Театр Дождей? А этом спектакле все про дождь сказано. Эту пьесу можно поставить как мелодраму или как комедию. Мы пытались поставить ее как добрую притчу. И я вижу, что наш спектакль все эти годы помогает людям, когда им трудно. Сразу вспоминается сказочная мантра, которую говорит Старбак: «Люди, нет среди вас слабых. Вы напомните слабым, что они сильны, и они будут сильны». Или как он говорит: «Дождь не может не пойти! ВЕРЬ, и он пойдет!». Эти слова работают, и они нужны людям, поэтому спектакль живет так долго.
Когда возник Театр Дождей, в какой-то момент я попробовала репетировать «Тряпичную куклу» («RagDolly»), но она у меня не шла ни в какую, поэтому я ее отложила. Прошло время. Мы обратились к Елене Викторовне Марковой, чтобы она придумала пластику кукол, но снова что-то не получалось: то есть форма появлялась, а сути не было. Я опять оставила эту затею. И вот, когда у нас появилась студия при театре, Светлана Кенециус, которая училась в КиТе на режиссуре, спросила меня, может ли она попробовать сделать «Тряпичную куклу» со студией. Я ответила: конечно можно. Они порепетировали и показали несколько сцен. Самое важное, что Света как-то очень точно почувствовала, как там надо существовать. А дальше так совпало, что у нас появились студенты из Школы русской драмы и как раз подросла студия. И студенты, и студийцы нуждались в работе. Состоялась третья попытка поставить «RagDolly». Состав был в основном из студии, студентов и, естественно, наших актеров. Причем у студентов этот спектакль был одним из дипломных. И тогда все реально сложилось, ведь очень важно, что актер вносит в спектакль. Вот так 20 лет назад родилась «Тряпичная кукла». С третьей попытки удалось попасть в яблочко.
С «От красной крысы до зеленой звезды» тоже была интересная история. Нас познакомил с этой пьесой Валерий Васильевич Саломахин на творческом вечере по случаю его пятидесятилетия. Он сыграл на этом вечере два отрывка из пьесы: «Перевод» и «Зеленую звезду». Пьеса очень заинтересовала Илью Божко, который в то время поступил в Школу русской драмы. И когда на первом курсе Лидия Григорьевна Гаврилова предложила студентам самостоятельные работы, Илья показал на экзамене несколько отрывков из «Красной крысы». И тогда уже Лидия Григорьевна Гаврилова очень заинтересовалась этим материалом и сделала дипломный спектакль «От красной крысы до зеленой звезды», который, кстати сказать, сыграли на сцене Театра Дождей. Когда наши актеры выпустились, они очень скучали по этому спектаклю и хотели, чтобы он возобновился. Несколько лет мы думали об этом, пока судьба не свела нас с Сергеем Рубашкиным, которому нужно было поставить дипломный спектакль. Сергей прочел пьесу и сказал, что возьмется за нее с удовольствием. Начался репетиционный процесс, он проходил в несколько этапов, так как Сергей приезжал из Москвы, и в июне 2007 года состоялась премьера дипломного спектакля. А осенью я сделала свою версию спектакля.
Мне хотелось добавить в спектакль доброго юмора, сказать зрителям: «Ребята, посмотрите со стороны, как смешны, по-доброму смешны наши проблемы и конфликты». Как-то наш первый директор Ирина Владимировна Исаева рассказала мне замечательную историю. Вместе с ее мужем Иваном Кожевниковым они поехали на Валаам и, гуляя там, обнаружили крест. И когда они стояли около креста, к ним подошел монах и сказал: «Крест – это олицетворение мужского и женского начала. Мужское – вертикальное, меняющее мир, женское – горизонтальное, стабилизирующее. А пересекаются они только в одной точке, и эта точка называется любовь». Меня потрясли простота и глубина этих слов. Да, мы очень разные, мы плохо понимаем друг друга, но у нас есть точка пересечения, которая называется Любовь. Я так радуюсь, когда зрители смеются на этом спектакле. И когда парень толкает свою девушку и говорит: «Смотри, смотри, это ты!», а она говорит: «Смотри, а вот это ты!». Это так здорово, потому что, если ты над чем-то посмеялся, ты уже не можешь к этому относиться трагически серьезно. Таким образом получился спектакль, очень любимый и актерами, и зрителями.
Почему на один и тот же спектакль зрители могут реагировать абсолютно по-разному? Одни аплодируют стоя, а другие уходят, не досмотрев до конца?
Это зависит ведь не только от того, как поставлен спектакль или как играют актеры. Очень многое зависит от того, в каком состоянии зритель пришел на спектакль. Насколько он открыт или закрыт, насколько проблема, которая поднимается в спектакле, соотносится с ним. Возможно, она окажется для него очень острой, и он тогда может либо брать помощь и поддержку от спектакля, либо, наоборот, закрываться от этого, потому что внутри себя не решил эту проблему, а мы попадаем ему в болевую точку, и тогда театр начинает вызывать отторжение, раздражение, возмущение, даже агрессию. Поэтому все настолько сложно, и от этого очень интересно. Начало спектакля – это всегда некая разведка у актеров: какой зал сегодня? Ведь очень важно найти к этому залу ключик, не изменяя себе, не стараясь понравиться, а именно найти ключик, нащупать, где этот зал открывается и как его в этом открытом состоянии удерживать. Это та часть актерской профессии, которой не может научить ни один режиссер, только актер на сцене здесь и сейчас может это понять.
Существуют ли в вашем театре свои суеверия и приметы?
Я вот не могу вспомнить суеверий и примет, которые отличались бы от общепринятых – например, если текст с ролью падает, на него надо сесть. Мы стараемся не ждать дождя, а делать его. Когда мы открываем или закрываем сезон, играем премьеру или юбилейный спектакль и после спектакля люди выходят и идет дождь, мы говорим: «Значит, как надо сыграли!» У нас есть ритуал перед спектаклем «Пятак, шесть, Сэм». Это общеизвестный ритуал, когда люди соединяют руки и произносят: «Раз, два, три». Но так как у нас в театре были Иришка Чистякова, которую звали Пятачок, и Сэм Петров, мы вместо «Раз, два, три» сделали не «пять, шесть, семь», а «Пятак, шесть, Сэм». А шесть – это все, кто стояли между Пятаком и Сэмом. Есть на отдельных спектаклях свои ритуалы. Например, я знаю, что перед «Продавцом дождя» актеры обязательно собираются и обнимаются всей семьей Карри. Но «Пятак» – это самый важный ритуал, с которого мы начинаем и спектакли, и творческие вечера, и любое наше действо, где бы мы не выступали.
Зато, когда мы куда-то приезжаем, на нас всегда пытаются повесить непогоду. Вот Театр Дождей приехал и пошел дождь! А вообще, конечно, мы любим, когда после наших спектаклей идет дождь. Особенно после «Продавца дождя». Зрители заходят в театр при голубом небе, а выходят в дождь и восклицают: «О, правда вызвали!» Это всегда добавляет веры зрителям в то, что мы говорим.
Фотографии предоставлены пресс-службой театра. Авторы — Юлия Кудряшова-Белокрыс, Dmitry Smirnoff